Тот ответил: «Никого, господин, что вы!»
Не говоря ни слова, я поднялся к себе, теперь сижу и думаю, думаю…
Понедельник по Воскресению Иисуса Христа.
Никак не могу решиться на побег. «Через воды»?.. Значит: прочь из Англии, прочь от моих планов, надежд… скажи лучше: прочь от Елизаветы!
Предупреждение было своевременным. Ходят слухи, что ревенхеды разбиты. Итак, возмездие всё же настигло осквернителей мощей Св. Дунстана! Вот уж католики ликуют! Ну а мне — готовиться к несчастьям?!
Да хоть бы и так! Только не терять присутствия духа! Ну кто осмелится утверждать, что я имел тайные связи с бандитами? Я, Джон Ди, баронет Глэдхилл?!
Согласен, всё это — бравада… нет, приятель, ослиная глупость! Так-то оно будет точнее! Только не поддавайся страху, Джонни! Ты сидишь у себя в замке и занимаешься himaniora, как и подобает всеми уважаемому джентльмену и ученому!
Сомнения терзают меня по-прежнему. Сколь многолик демон страха!
Не разумнее ли на некоторое время покинуть Острова? Проклятье, я слишком поиздержался с этими последними субсидиями! И всё же! А что, если обратиться к Гилфорду? Он меня выручит.
Решено! Завтра же с утра я…
Ради всего святого, что это… там, снаружи?.. Кто там?.. Что означает этот железный лязг перед моей дверью? Капитан Перкинс? Или я ослышался и это не его голос командует там? Капитан Перкинс из полиции Кровавого епископа!
Стискиваю зубы: писать, писать до самой последней минуты.
Колотят чем-то тяжелым в дубовые двери моего кабинета.
Спокойно, так легко они не поддадутся, я хочу, хочу… я должен писать до конца…
Здесь следует приписка рукой моего кузена Джона Роджера о том, что наш предок Ди был арестован капитаном Перкинсом, как явствует из следующего оригинала.
Рапорт капитана епископальной полиции Перкинса Его преосвященству епископу Боннеру в Лондоне.
Дата неразборчива.
Извещаю Ваше преосвященство, что Джон Ди, баронет Глэдхилл, схвачен в своем замке Дистоун. Мы застали его врасплох, с пером в руке сидящим над географическими картами. Однако никаких рукописей не обнаружено. Приказ о доскональнейшем обыске дома отдан.
Еще ночью арестованный был препровожден в Лондон.
Я поместил его в № 37, так как это самая надёжная и глухая камера в Тауэре. Полагаю, что там узник будет самым надёжным образом изолирован от своих многочисленных и высоких связей, выявление коих связано с трудностями чрезвычайными. На всякий случай эта камера будет значиться у нас под номером 73, так как влияние некоторых друзей узника простирается слишком далеко. Да и на стражу особенно полагаться не следует — ввиду того, что она чересчур падка на деньги, а арестованный еретик богат несметно.
Связь Джона Ди с гнусной шайкой ревенхедов можно считать почти доказанной, строжайший допрос с пристрастием посодействует выявлению всего остального.
И тут же, едва я прочёл последние слова из дневника Джона Ди, в прихожей раздался звонок. На пороге стоял оборванный мальчишка и протягивал мне записку. Так и есть — от Липотина. Терпеть не могу, когда меня отрывают от дела, вот тут-то я и совершил то, что может быть приравнено только к государственному преступлению: в раздражении забыл про чаевые! Что прикажете делать? Как ни редки подобные послания Липотина, но всякий раз он прибегает к услугам нового сорванца. Должно быть, располагает обширными связями в среде малолетних городских бродяг.
Ладно, что там в записке?
1 мая. В день Святого Социуса.
Михаил Арангелович благодарит Вас за врача. Ему явно лучше. A propos, совсем запамятовал: он просит вас расположить серебряный ларец по меридиану — и как можно точней! Причем китайский орнамент, выгравированный в виде волны на крышке ларца, должен быть параллелен меридиану.
Извините, но это всё, что я могу вам сообщить, так как сейчас у Михаила Арангеловича начался новый приступ кровохарканья и дальнейшие расспросы, видимо, придётся отложить.
От себя добавлю: этот старый серебряный сибарит, очевидно, не склонен пересекаться с меридианом и наиболее комфортно чувствует себя в параллельном положении. Доставьте же ему, пожалуйста, это удовольствие! Извините, может быть, это звучит несколько странно, но тот, кто подобно мне всю свою жизнь общался с предметами старины, хоть немного, а знаком с их привычками и сразу чувствует тайные склонности и благоприобретенную с годами ипохондрию этих убежденных холостяков и старых дев. Наш брат, антиквар, знает, что лучше им не перечить, и всегда идет навстречу их маленьким причудам.
Вы, конечно, спросите, как же они жили раньше, ведь ни ваша прежняя, ни тем более сегодняшняя Россия особой душевной деликатностью не отличается. Само собой разумеется, так надругаться над своим отечеством могли только те, кто начисто лишён каких-либо духовных ценностей. Однако о старых произведениях искусства, рожденных в России, этого не скажешь, они тонки и чувствительны.
Кстати, известно ли вам, что упомянутый мною китайский орнамент в виде волны, бегущей вдоль крышки ковчежца, является древним таоистским символом бесконечности, в известных случаях он может означать и вечность? Впрочем, все это так, ерунда.
Преданный Вам Липотин».
Я скомкал записку и швырнул её в корзину для бумаг. Этого ещё не хватало, «подарок» умирающего барона Строганова начинает показывать характер. Разыскав компас — а это стоило немалых усилий, — я, предчувствуя недоброе, тщательно устанавливаю направление меридиана: ну разумеется, мой письменный стол стоит поперек. Спрашивается, почему моя почтенная мебель, несмотря на преклонный, прямо-таки музейный возраст, ещё ни разу не осмеливалась претендовать на параллельность меридиану, мотивируя это своим подорванным здоровьем!